Маленькое худощавое тельце, укутанное в дырявые лохмотья, вжалось в угол, угрожающе размахивая антикварным торшером и грозясь убить каждого, кто приблизится хоть на метр. Тонкие, словно спички, руки, изъязвленные язвами, сжимали импровизированное оружие с удивительной силой. На правой руке отсутствовал мизинец, а безымянный палец заменял протез старого образца, который был явно не по размеру. По зоне некроза у основания можно было предположить, что устанавливали его в асептических условиях, однако, откуда он у нее, оставалось лишь гадать. На любые попытки пойти на контакт существо извергало грязную брать и истерично кричало о том, что ее органы “грязным ублюдкам“ не отнять.
“Бедное создание”, - думала я про себя. - “Твои органы не сгодятся на пересадку даже собаке”. Впрочем, я не могла не отдать дань решимости и отваге, с которой она противостояла трем взрослым мужчинам, пытавшимся ее утихомирить, не причинив при этом вреда. Сами охранники при этом нещадно страдали в схватке, словно боролись с диким зверем. Вот лампа разлетелась от столкновения с лицом одного. На белоснежном камзоле другого остался грязный след после встречи с ее ногой - такой же тощей, как и руки. Последнему удалось ее обезоружить, но острые зубы впились ему в руку, и тогда он непроизвольно отбросил ее в сторону.
Послышался глухой стук, груда костей и тряпок бесчувственно опустилась на пол.
Ошеломленно застыв, все присутствующие переглянулись, опасаясь самого страшного, а после бросились ей на помощь.
В следующее мгновение случилось то, чего никто не ожидал. С силой оттолкнувшись от стены, дикарка, рыча, бросилась вперед, сбив одного из охранников с ног ударом головой в живот. Она было бросилась к выходу, но резко замерла. Немая преграда в лице очередного мужчины полностью заслонила проход. Повисла тишина. Мы все ждали этого момента. Ждали и боялись. Он - больше всех.
Он смотрел на нее с суровой жалостью, она на него - с тенью узнавания, которая посекундно сменялась гневным изумлением. Я почти физически ощущала борьбу, происходящую в ее душе. Некротизированные пальцы судорожно подрагивали, а тело ее сотрясалось не то от лихорадки, обусловленной сепсисом, не то от ненависти, которая ее переполняла.
Прежде, чем он успел коснуться ее грязного лица, дикарка бросилась на него с кулаками, истерично визжа: “Ты бросил ее!”
Вспыльчивая, грубая, неуправляемая… ей было всего 14, когда мы впервые встретились.

Следующие месяцы стали для всех испытанием. За курсом лечения в клиниках последовала реабилитация на дому. Любые попытки наладить контакт и обуздать буйный нрав вдребезги разбивались об упрямство и истерики. Тяжелее всего было отцу - она ненавидела его, стремясь излить свои чувства при каждой встрече. Он молча выслушивал поток бранных обвинений, а затем разворачивался и уходил, принимая свою вину, но не зная, как себя вести с новоявленной дочерью. Он всю жизнь был ученым, и только-только учился быть отцом, читая ночами литературу по детской психологии. К несчастью, ни в одной книге не говорилось, что делать с одичавшим ребенком, который всю сознательную жизнь был вынужден полагаться лишь на себя.
Я стала его посредником. Ночами отгоняла ее кошмары, тихо нашептывая ласковые слова, а днем занималась уроками, вкладывая в шальную голову школьные дисциплины. Как оказалось, она умела читать и писать. “Мама научила”, - это все, что я смогла услышать о женщине, которая ее родила. При попытке спросить о ее смерти, девочка замыкалась в себе и затихала на несколько дней. Куда более охотно она рассказывала о том, как бегала по свалкам, где все пытались друг друга обокрасть и убить. И о таких же детях-беспризорниках, до которых никому не было дела. От этих рассказов что-то замирало внутри. Я каждый день размышляла о том, как люди привязали себя к призрачным ценностям, возвысив одних и опустив на дно других. И не находила ни ответа, ни оправданий.
Надо признать, дом с ее появлением ожил. Она все время с кем-то спорила или затевала азартные игры с охраной, приумножив за их счет личное имущество. Каждый день что-то разбивалось и падало, а бытовые роботы-уборщики, казалось, вот-вот поднимут бунт, начав восстание машин.
Однажды она совершенно внезапно спросила, кем я прихожусь ее отцу. Возможно, потому что она ребенок, я не смогла ей солгать. “Меня создал твой отец”, - сконфуженно ответила я, полагая, что она сразу все поймет. Но в ответ она широко улыбнулась: “А, так ты моя сестра?” Что-то незнакомое заполнило все внутри, и я ошарашенно улыбнулась ей в ответ, слабо кивнув. Позже, когда я спросила его об этом, он сказал, что это радость, и посоветовал запомнить это удивительное чувство.

Прошло несколько лет, а их отношения не продвинулись ни на шаг, перейдя в фазу холодной войны. Она больше не обвиняла его, но не разговаривала с ним и не называла отцом. Он в свою очередь все так же боялся переступить порог, несмотря на то, что каждый день подробно расспрашивал о ней. Я видела и понимала - он чувствует вину. И не только перед ней.
Все изменилось в один миг. Ее всегда мучали головные боли и кошмары, но она никогда не была полностью здорова, поскольку большую часть жизни провела в чудовищных условиях. Было принято решение со временем заменить пораженные органы, но никто не думал, что все будет столь серьезно. К опухоли головного мозга не был готов никто. После неинвазивной операции состояние лишь ухудшилось, и тогда мы забрали ее домой, наняв несколько врачей, которые дежурили у ее постели круглосуточно.
В какой-то миг наступила фаза мнимого благополучия. Она вновь бегала по коридорам, ела любимые сладости и доводила всех вокруг, но все понимали, что это ненадолго. Как и все, она восхищенно обсуждала технологический прогресс и мечтала попасть в анонсированную игру, обещавшую полное погружение сознания. “Я ведь смогу, правда?” Я не могла отказать ей, никто не мог.
Однажды она вновь потеряла сознание, но, очнувшись, уже не смогла встать. Отец сидел у ее кровати, каким она никогда не видела этого сурового мужчину. Растрепанный, с красными глазами. Тогда девушка заметила, как он постарел. Кожу бороздили глубокие морщины, а в волосах серебрилась седина  - болезнь дочери стала для него ударом. В этот миг бывшая дикарка нашла в себе силы высказать все. “Она никогда не винила тебя. Мама всегда любила тебя и ждала, что ты вернешься. До конца верила.” Она подняла на него взгляд и ободряюще улыбнулась, сжав тонкими пальцами его широкую теплую ладонь. “Спасибо, что нашел меня… папа.”
Я слышала из соседней комнаты, как взрослый мужчина рыдал навзрыд и просил прощения у маленького существа, прикованного к кровати. В тот миг я поняла -  с чувствами не рождаются, люди дарят их друг другу.
Все знали, что ей не помочь, сколь бы не была развита современная медицина, но мы решили осуществить ее мечту - погрузить ее в желанный сон, где она сможет насладиться последними днями своей жизни так, как она этого заслуживает. Напоследок она шепнула: “Позаботься о нем. Я люблю вас”, - и закрыла глаза. Я коснулась щеки в том месте, где должна быть слеза, опустошенно вспомнив о том, что роботы не плачут.