Глядя на этих беспокойных существ, хватающихся за сиюминутное, за то, что уже через неделю, максимум через месяц, рассыплется в прах, Таганарас чувствовал себя единственным взрослым, единственным человеком в коробке, полной вислоухих щенят, которые только и могут, что скулить, бегая вокруг, и просить неизвестно кого о большем.
Он мог бы ощущать раздражение, правда мог бы, Таганарас чувствовал внутри себя его семена. Но он знал, что такова его судьба, что таков его способ, его путь сделать мир лучше. Потому лишь усталость и печаль – всё, что он впускал в свою душу, всё, чему он позволял прорасти.
Как и в этот день, когда Кайдан привычно рубил сплеча, отрицая то возможность выйти из города, то невозможность спасти его сестру, оставшись внутри. Таганарас лишь вздохнул, ощущая зародыши жалости к нему, его слепой решимости и отчаянию. Он мог бы, как в иные дни, протянуть руку и утешающе погладить мальчишку по голове или даже приобнять – Кайдан до сих пор оставался мальчишкой, тем голенастым подростком, каким впервые предстал перед ним. Таганарас мог бы, привычно опустив шоры ему на глаза, уверить, что всё будет хорошо. Это помогло бы ему успокоиться, помогло бы сосредоточиться на деле. Но его последняя фраза заставила Таганараса передумать. Мальчишка обязан был увидеть правду, хотя бы на миг осознать, как должны работать его мысли, его мозг, чтобы хотя бы увидеть путь к победе.
Подойдя к Кайдану и резким жестом заставив его бросить всё, чем он занимался, Таганарас сжал его голову в руках и склонился к его лицу, заглядывая в его глаза, глубоко и внимательно, не позволяя отвести взгляд.
– Это необходимо тебе понять, Кайдан. Это будет печально, если она погибнет, но это не будет катастрофа. Это не остановит мир, это не даст тебе повод бросить свои дела и обязанности. Это возможно, более чем возможно, что мы не справимся и не спасём её, но это не даёт тебе права бояться или колебаться. Это всё равно, как если бы ты уже её похоронил.
Таганарас ещё несколько секунд ловил отголоски эмоций в его глазах, пытаясь понять, дошли ли его слова до Кайдана, есть ли у него шанс повзрослеть в этот миг, отбросить костыли «У нас обязательно получится» и просто заняться делом. Но Таганарас не был богом, чтобы проникнуть в чужие мысли, понять всё, лишь посмотрев на кого-то, потому он отпустил Кайдана и отвернулся к вещам. Указал, скрывая своё смятение, на оставшиеся вещи, что ещё не были сложены в сумки:
– Это положишь к продуктам на самый верх, а это убери куда подальше, на самое дно. Это может нам и вовсе не пригодиться.
Сборы продолжились. Даже когда сумки были уложены, Таганарас не оставлял без внимания ни один шаг Кайдана, наблюдал, давал советы. И, отбросив его руки, сам затянул на нём все ремни, проверил, что петли сумок в нужном порядке лежат на плечах и поясе Кайдана, чтобы в любой момент снять с себя именно нужную сумку, не путаясь в ремнях. Завязать на себе шарф, защищающий от солнца и песка, Кайдану Таганарас тоже не доверил, сам уложил каждую складку, не отводя взгляда от его глаз в прорези ткани. Как жаль, что ему так и не удалось выменять пилотные очки, которые он видел порой на туристах и на картинках в старых журналах. Даже если не новичку Кайдану, самому Таганарасу они бы сильно пригодились. Потому пришлось довольствоваться тонкими носовыми платками, чтобы защитить глаза и не потерять способность видеть. Окинув его внимательным взглядом, мысленно перебрав все необходимые пункты, Таганарас наконец кивнул и покинул приют, поведя Кайдана прочь, в страшное и неизведанное «из города».